Город снов - Ярослав Шумахер

У меня нет ничего, кроме мечты быть рядом с ней, с Таней. Я здесь совсем один, никому ненужный, вынужденный сражаться со всеми, и умирать в одиночестве, с последней надеждой свидеться с ней. Обманывая всех и всеми обманутый, я продираюсь на пути к нашей встрече сквозь равнодушные тени-призраки, порой даже сомневающийся в том, что меня еще где-то ждут.

Я хочу спать, но не могу, раньше я мог ориентироваться по снам, но они теперь обрывочные и больше похожи на бред. Я очень много работал в прошлом месяце, что-то надломилось во мне, Рудольф изломал меня безжалостно и методично с какой-то вероломной настойчивостью. Часто моя голова раскалывается от дурных мыслей: мне кажется, что я могу убить его, я даже прокручивал сцены в голове, он поглощает мои мысли, я для него как корм для рыбок.

Игуана часто меняет цвет ─ не к добру. Один ковбой-хаггиз постоянно циничен, уж лучше циничный Хаггиз, чем потревоженная Игуана. Хаггиз вспылит и убежит к своим подгузникам, а Игуана промолчит, перетерпит и ударит в самый неподходящий момент, поменяет цвет и шито-крыто. Его даже агент Смит побаивается… Смит просто взломщик, прямолинейный и доскональный, с ним просто дуэль неважно на чем, когда и где.

Интересно, как они так организовались, приходит на ум следующее.

Собрались как-то Игуана, агент Смит и Ковбой-хаггиз. И были у Игуаны деньги, у Смита послушные умные машины, а у Хаггиза батальон подгузников (маленьких ковбоев-хаггиз), и решили они покорить мир. Но вдруг пришел Нео и сказал: «У меня есть любовь». И задумались Игуана, Хаггиз и Смит и поняли: «теперь есть еще и Нео».

Милашка Дженни подобрела, надолго ли? Не поймешь ее: хвостом покрутит и концы в воду, а ночью эротикон ─ астральная стервочка, а может просто дурочка, еще молода слишком.

Обрывки, обрывки, одни обрывки в голове, кошмар какой-то, а не жизнь ─ ретрансляция личности на множество контрагентов. Кусочно-линейное сознание, жалкое подобие функции целого. Тысячи шажков в разных направлениях, никогда не приводящих к самому себе, невообразимая концентрация с целью распыления ─ это моя работа. Ни одной законченной мысли, дискретная лестница в никуда, нереальные надежды на свершение того, чего не может произойти, вследствие расширяющейся незаконченности связей и новых обязательств. Мой мозг буфер обмена данных между контрагентами внутренними и внешними, и я его продаю. Мне некогда быть собой и это удручает и отвлекает от себя das sien.

For Rudolf

Джей вернулся с работы полностью раздолбанный, он прошел в свою комнату и лег на диван. В его голове вертелась целая панихида по своему начальнику. Он лежал и думал, что предпринять, как донести до человека, что он не прав в обращении с ним. Джей искал способ, он не мог больше вытерпеть, раздражение и злость вскипали в нем, и он взял в руки ручку с листком, чтобы набросать ему письмо.

«С Вами невозможно работать! Вы очень тяжелый человек, постоянно ломаете себя и окружающих. Все нервы мне измотали, тиран проклятый. Вы абсолютно пустой и ничтожный человек, пытающийся свою жизнь и весь мир уложить в удобную для Вас схему. Вы боитесь отыскать в себе остатки души и убиваете в себе малейшие чувства, это какое-то изуверство. Более того, Вы делаете капитал на чувствах, на слабостях других людей. Вы подавляете живую искру в окружающих вас людях, пытаясь сделать из них бездушные механизмы и поставить их себе на службу. Вы ─ раб и жизнь Ваша никчемная борьба, противоречащая законам вселенским. Вы умираете и убиваете других своей ненужной никому борьбой, своим слепым подчинением безжизненным, машинным принципам. Мне глубоко Вас жаль. Вы бездумно растрачиваете свою жизнь в слепой агонии, погоне за капиталом и благами, которыми не в силах насладиться. Вы рассматриваете меня как средство достижения цели и ждете полного моего разделения этой участи, ждете понимания, уважения и любви, хотя безжалостно насилуете мою душу, Вы ─ изверг. Я хотел убить Вас или, в крайнем случае, переломать Вам ноги и эта перспектива пока еще остается…

Видит Бог, я держусь из последних сил, как глубоко пал мир, ведь это убийство совершается повсеместно, что же мы делаем, мы убиваем друг друга как безучастные твари.

Мне ничего не стоит стереть вас в порошок с Вашей мышиной возней. Вы полностью зависите от меня, Рудольф, и не представляете глубину своей беспомощной позиции. Я единственный Ваш шанс на спасение, потому что больше никто Вам не откроет глаз, и Вы будете погребены заживо своим невежеством под гнетом накопленных заблуждений. Мне известно больше, чем вы себе можете вообразить, и я уже начал лечение, может быть, несколько резко, но время не терпит, у Вас очень тяжелый случай ─ катастрофически. Самое страшное, что Вы семимильными шагами бежите к своей гибели духовной и яростно увлечены этой гонкой.

А впрочем, Вы всего лишь регистрационная запись, нумерованный подпункт в своде правил, как не надо жить. Мне кажется, что я напрасно теряю драгоценное время, которым могу наслаждаться ежеминутно, даря свои лучшие порывы людям достойным, тем, кому небезразлична их судьба, задумайтесь над этим, Рудольф, задумайтесь!

Поражает, с какой последовательностью и целеустремленностью вы следуете за своей гибелью. Кто-то хорошо поработал над Вами, как ни странно, но Вы всего лишь жертва как, впрочем, и я, мы жертвы этой чудовищной цепи, вынужденные погибать обоюдно, связанные невидимыми нитями ─ абсурдно, но факт. Однако это можно делать с улыбкой, а не скрежеща зубами от напряжения, Рудольф, в этом заключается разница.

Вы совсем не умеете разговаривать ─ совершенно. Диалог подразумевает двоих, Рудольф, повторюсь, Вы очень тяжело больны, таких случаев не бывало в моей практике, у меня опускаются руки, но дай бог все наладится. Надо отметить, что небольшие сдвиги есть, это уже радует, мне очень, очень тяжело с Вами работать, но надеюсь, вы осознаете мою дальновидность и пойдете навстречу своему выздоровлению».

Джей перечитал написанное письмо и улыбнулся печальной улыбкой. Он подумал, что это слишком откровенно, так нельзя, здесь голые эмоции и выпады. Нужно добавить сдержанности и официальности, чтобы это выглядело, как тонкий намек, как вывернутая наизнанку шутка. Джей сознавал, что его просто вывернуло на бумагу и он не смог сдержаться, мысли должны принять более отточенную форму, тогда они легче достигнут цели и эффект будет значительно ощутимей. «Тоньше, нужно работать тоньше, это слишком грубо, не тот стиль», ─ думал Джей. Он откинул в сторону листок с ручкой и уставился в окно, хитросплетение ветвей за стеклом гипнотизировали его мозг. Он невольно застыл в неподвижном наблюдении. «Сколько людей смотрело в это окно, и что они искали там, по ту сторону стекла, по другую сторону восприятия», ─ думал он. Джей представил себя такой же безучастной частью всего происходящего, как изображение на стекле, он пытался почувствовать, как его видит само окно, сама безучастность, являющаяся ему в иллюминатор этой иллюзии. Если отвлечься от себя, от своих мыслей, ощущений, можно проникнуть на пограничную грань сознания, где полная неопределенность и сущность являют себя пытливому взору, Джею было легко преодолеть барьер, сложнее задержаться в этом состоянии отрешенности. Восприятие начинало подстраиваться под ситуацию и тормозило процесс, Джей терялся в мыслях, появлялось беспокойство и из памяти выползали прежние переживания, ему было трудно признать их пустыми, сознание держало его разум, определяло его, и Джей приходил в себя, лишь на несколько минут выпадая из привычного хода мыслей. «Я дорожу своим Я, оно мне дорого, какой бы не была моя жизнь, мне не под силу от него отказаться, может быть, я ни на что не способен. Почему все так сложно? Почему?» ─ размышлял Джей, ─ «я вон из кожи изворачиваюсь и все бестолку, должен быть иной способ смотреть на мир».

На следующий день Джей как обычно без четверти десять сидел на своем рабочем месте и писал письмо Рудольфу, которое собирался отправить ему по мылу. Его начальник приходил несколько позже, но на этот раз его задержка была незначительна. Джей не хотел, чтоб Рудольф его застал за этим занятием, однако написать и отправить письмо Рудольфу до встречи с ним ему не удалось. Рудольф подошел со спины и до Джея донесся вопрос:

─ Чем это ты занимаешься?

─ Пишу доклад о проделанной работе. Я Вами недоволен Р.В. ─ простодушно отозвался Джей, лицо Рудольфа вытянулось, и он на несколько секунд опешил не зная, что сказать от удивления, но тут же опомнился и сделал Джею замечание.

─ Так почему каталоги разбросаны, что за беспорядок?

─ Я уберу, клиентов же еще нет, вот допишу только…

Рудольф отмахнулся от него, сказав что-то невразумительное, и ушел к себе в кабинет. А Джей продолжил набирать текст письма. Через двадцать минут Р.В. обнаружил у себя в почте незатейливый файл и открыл его. Его изумлению не было предела, как только глаза пробежали первые строчки, Рудольф жадно впился в текст, он был умен и любопытен, и Джей нисколько не сомневался, что его послание не останется незамеченным, и написал ему следующее: